Лекция 18

Общие замечания:

1.Каждая фонема праязыка есть интерпретация некого пучка соответствий. Соответствия на все фонемы я приводить не буду, только выборочно [На все — было бы скучно; да это и незачем — прочтёте в книгах (Семереньи и др.)] Буду приводить примеры на отдельные фонемы, чтобы примерно представлять себе общую картину.

2.Для выделения особой фонетической единицы в праязыке (фонемы/аллофона) должно быть не 1—5 примеров соответствий; определённое соответствие должно быть регулярным. Если есть » примеров 20 (или хотя бы десяток) какого-либо регулярного соответствия звуков, то тогда с этим уже считаются. А иначе может быть, что один учёный выделил какое-либо соответствие, а другие смотрят на это скептически.

Что значит регулярное соответствие?

Некоторая фонема (в словах одного языка) в определённой позиции/окружении, иначе говоря, в определённых условиях) регулярно соответствует (в определённых условиях) определённой фонеме другого языка (третьего, четвёртого etc.) Не 1 соответствие, а «пучок».

3. Почему то или иное соответствие объясняют именно так, а не иначе?

Ex., почему

В двух словах, «на пальцах» — про каждый звук объяснить сложно. Интерпретация соответствий — дело непростое. Существующие сейчас интерпретации — плод многолетней работы компаративистов. Я вам рассказывал в начале прошлого семинара, как постепенно взгляды на праязык менялись от шлейхеровской санскритоцентричной модели (когда древнеиндийский объявлялся почти всё в точности сохранившим) — к младограмматической концепции далее…

Постепенно было осознано, что: 1) реконструируемые фонемы должны складываться в определённую систему (системная реконструкция) (— это ещё Ф. де Соссюр); 2) (позднее) из этой системы праязыка должны выводиться (объясняться) фонологические системы индоевропейских языков. То есть чтобы преобразования были понятными (объяснимыми) и на каждом этапе преобразований сохранялась система; 3) (ещё позднее осознано) система должна подаваться типологической верификации, то есть явления, имеющие место в праязыке, должны реально принадлежать каким-либо языкам мира — иначе можно такого нареконструировать…; 4) (последнее) «За древностию лет» со времени распада праязыка точных лексических соответствий не настолько много; большинство соответствий — или точные на уровне отдельных морфем, или же сами звуковые соответствия лишь приблизительны. Каждое слово имеет свою индивидуальную историю; для большинства лексических соответствий нельзя «гарантированно» восстановить праформу, а лишь примерно. (Для многих слов праформы остаются дискуссионными.)

[Например:]

[Краткий историко-этимологический экскурс] О пчеловодстве. [Гамкрелидзе/Иванов, с. 602—…]

«Пчела»: на основании ряда и.-е. диалектов (северных и западных) восстанавливается корень *b^[h]e(i)-:

 с суффиксом *-t^[h]-:

кельт., валл. bydaf ‘пчелиный улей’

 с суффиксом *-k^[h]-:

Может быть объяснено иначе: БЪЧЕЛА *buk-; fucus *b^[h]ouk^[h]-. (В ст.-сл. — смешение еров; какой был сначала?). Сравните русское диалектное бучать — ‘жужжать’, ‘гудеть’ о пчёлах.

В других индоевропейских языках название пчелы было заменено (возможно, табуистически) новообразованиями от других названий насекомых, например, ‘шершень, овод, оса’ etc. — не буду приводить примеры; или же было образовано от названия «мёда»:

греч. mέli ‘мёд’ ® melissa (*melit-i-a) ‘пчела’

арм. mełr ‘мёд’ ® mełu ‘пчела’ или mełrčanč (букв. ‘медовая муха’) и др. (так же в осетинском, албанском, древнеиндийском).

Несмотря на то, что первичное название для «пчелы» оказывается диалектно ограниченным, всё же не может вызывать сомнения общеиндоевропейский характер пчеловодства, ввиду того, что очень древними (общееиндоевропейскими являются слова для «мёда».

В индоевропейском восстанавливаются 2 древних слова для «мёда»:

 

*mel-i-t[h]-		*med[h]u-
­ собственно ‘мёд’, ‘пчелиный мёд’		­ ‘напиток из мёда’, ‘варёный мёд’
	хет. melit ‘мёд’
Анатол.	лув. mallit ‘мёд’	—
	пол. malit ‘мёд’
Греческ.	мик. me-r[l]i- ‘мёд’	mέJu		‘сладкий напиток’, ‘вино’ (перенос значения)
	гом. mέli ‘мёд’, G. mέlitoV
Армянск.	mełr	—
Италийск.	лат. mel (G. mellis)	—
Индоир.	—	др.-инд. mádhu	‘мёд, сладкий опьяняющий напиток’ ( в т. ч. не только из мёда)
		авест. madu	‘мёд, вино’
		осет. myd	‘мёд’
		перс. may	‘вино’
Кельтск.	др.-ирл. mil (G. mela)	др.-ирл. mid (G. medo)			‘медовый напиток’
	гал. Meliđđus (имя собств.)
Герман.	гот. miliþ ‘мёд’	др.-англ. meodu (англ. mead)				‘напиток из мёда’
		др.-в.-н. metu
Тохарск.	—	тох. B mit		‘мёд’
Балтослав.	—	ст.-сл. медъ		‘мёд’
		др.-р. медъ		‘мёд, опьяняющий напиток’
		лит. medùs		‘мёд’
		прус. meddo		‘мёд’

Итак, индоевропейцы были знакомы с мёдом и медовым напитком. Более того, мёд и пчеловодство имело особое значение во многих индоевропейских традициях: в хет. ритуалах, у Гомера в Илиаде и Одиссее, в Ригведе и др.

e. g.: в Ригведе мёд (mádhu-) мыслился как божественный напиток бессмертия (некоторые тексты Ригведы соотносятся с анатолийскими гимнами). В индоевропейских традициях в Европе индоевропейские представления о мёде и о пчеле также сохраняются. Например, в древнеисландской мифологии (то есть в «Эдде») мёд и молоко являются главными напитками умерших в Вальгалле. Это можно сопоставить в обычаем у гомеровских греков давать ‘всем умершим’ ‘мёд, смешанный с молоком’ (особ. жертвоприношение). В «Эдде» женские мифологические персонажи — Вёльва, Гуннлёд и др., — как и сам Один, добывают ‘мёд’ и пьют ‘медовый напиток’, дающий им мудрость, знание магических рун и дар поэтической речи.

Имена собственные у германцев тоже свидетельствуют о важной роли представлений, связях с «пчелой» и «мёдом»: например, в древнеанглийском Bēowulf ‘пчелиный волк’ (то есть медведь).

У древних балтов сохранялось особое божество ‘пчёл и мёда’ — Bubilas, соответствующее ‘пчелиному богу’, который долгое время бытовал и у восточных славян и позднее был отождествлён со св. Зосимой (покровителем пчеловодства). В балтийском и славянском фольклоре сохранились многочисленные следы почитания пчел: например, пчела символизирует начало весны и плодородие etc.

Итак, в индоевропейский период уже было развито пчеловодство. Однако не исключено, что тогда оно было ещё на стадии бортничества (то есть когда пчёл разводят не в ульях на пасеках, а в лесу в дуплах, в специально выдолбленных в дереве пустотах — бортях или специальных колодах). Такое предположение можно сделать потому, что отсутствует общеиндоевропейский термин для ‘улья’, а также крайне ограничено общее название для ‘воска’ (только в балто-слав.-герм.).

Считается, что в древнем Египте пасечное пчеловодство было известно уже в III тысячелетии до н. э. Так вот, индоевропейское слово для ‘пчелы’ *be(i) соотносится с египетским названием ‘пчелы’ bj.t (консонантное письмо; -t- показатель ж. р.).

Система взрывных (= смычных) согласных в и.-е. праязыке и её отражение в разных индоевропейских языках.

Системы мы в прошлый раз записывали (запишем снова только ГТ).

Традиционно называют: серию I — «звонкие» (M); II — «звонкие придыхательные» (MA); III — «глухие» (T).

Дальше мы будет обозначать (для обобщения) фонемы каждой серии символами для дентального ряда: t’          d^[h]       t^[h] ¬ имея в виду, e. g., и p^[h], и k^[h].

Стоит заметить, что значки факультативного придыхания избыточны. Придыхание не является фонетически релевантным признаком, а в некоторых индоевропейских диалектах никогда не становится таковым.

Например, балто-славянская система происходит из индоевропейской в результате (просто) озвончения глоттализованного:

В отличие от традиционной реконструкции, индоевропейская система смычных согласно ГТ имеет ближайшие типологические параллели в других языках:

Лабиальный член I серии (то есть p’) в общесемит. отсутствует, как и в и.-е.

Как тут не вспомнить о ностратической теории —о родстве индоевропейской семьи с семитской и картвельской (и др.).

Отражение индоевропейских смычных в различных диалектах.

 

 

Наиболее архаична армянская система:

Герм. — то же самое, только придыхательные перешли в спиранты: t, ð, J.

Система, похожая на германскую и армянскую, просматривается в некоторых малых индоевропейских языках, например, в пеласгском (догреческом) и др.